Личарда верный императору Чуме.
Mar. 31st, 2004 05:49 amПисьмо Ходорковского создавалось примерно так:
А вот и сам текст:
( Личарда верный императору Чуме )
А дальше было вот что:
И всё. Как говорится, общий привет.
И несколько слов от себя. Серьёзно обсуждать письмо человека, сидящего в тюрьме невозможно. Он писал или не он - получив свободу, всем покажет кукиш и скажет, что (под)писал ради освобождения. И никто его не осудит. В тексте письма ничего сенсационного нет, кроме того же самого "выпустите меня, меня заперли". Ни "системной оценки", ни раскаяния. Единственное, для чего письмо могло быть нужно, - ведь никто же не думает, что его писали для либерально-патриотических журналистов, которым нечего обсуждать - так вот, единственное, для чего могло бы быть нужно это письмо - для стравливания Ходорковского со своими.
Когда закрывают владельца крупного дела, всегда появляется очень много сложностей в отношениях не только с внешними силами, но и с внутренними - перераспределение властных полномочий внутри корпорации и всё-такое. Понятно, опять же, что на таком уровне власти никто уже никому до конца не верит. И, хотя формально Ходорковский отдал всё, какие-то лазейки и закрома у него наверняка остались, какие-то пути вернуть своё обратно. Естественно, что у человека душа не спокойна. Он, хочет не хочет, всех подозревает. И тут такая подстава.
Все разговоры о том, что адвокаты все знали, все всё знали, "месяц готовили" - даже и не смешно. Конечно-конечно. Ещё более забавно слышать, что Путин так готовит повод выпустить Ходорковского. Таких поводов для выпуска не нужно.
Это уж совсем "конспирология" получается.
"- Я хочу, чтобы вы скопировали руку Петра Легкоступова,- сказала Таня.
Гадалка закатила табачные глаза и надсадно, точно от щекотки,
рассмеялась.
- Поверьте, это в его интересах,- заверила гостья.- Он попал в беду.
Если, конечно, вас это заботит. Что касается вознаграждения...
- Оставьте,- махнула рукой хозяйка.- Я сделаю это даром. В конце
концов не каждый день становишься орудием рока и принимаешь участие в
исполнении тобой же предсказанной доли.
- О чем вы?
- Пустое. Надеюсь, это будет не подложный вексель?
Это был не подложный вексель.
<...>
Накануне Таня посетила Алексеевский равелин, где похудевший Петруша, прослышав о прибытии фельдъегеря, передал ей письмо, в котором, потеряв достоинство и отрешившись от всякого решпекта, униженно молил императора о милости. Примерно так: "Государь, дозволь бедному Петруше жить на Руси. Бедный я, очень бедный!" Это никуда не годилось. В таком виде письмо могло пойти в дело только как образчик почерка, начертать которым следовало послание совсем иного свойства - вдохновенную проповедь, внушающую не жалость, а упоение и восторженное смятение духа. Сочинить эту проповедь, по замыслу Тани, подобало Годовалову, благо тот был многим обязан опальному Петруше. И он ее сочинил. Немного покобенился, исполненный сомнений и страхов, потом погладил вышедший на днях из типографии четырехтомник своих произведений под общим названием "Не только проза" (куда действительно, помимо прозы, вошли расшифровки телевыступлений, газетные статьи и даже пара написанных им некрологов), вздохнул обреченно и сочинил, используя для убедительности стиля предоставленную Таней Петрушину философическую тетрадь.
Примерно через час гадалка закончила работу и подала заказчице два исписанных мелким бесом листа. Таня пробежала глазами знакомые строки:"
А вот и сам текст:
( Личарда верный императору Чуме )
А дальше было вот что:
"Некитаев распечатал конверт только в полдень. Несомненно, письмо произвело на него впечатление: генерал заплакал - всего две слезы выкатились у него из глаз, но слезы эти дымились. Через полчаса в Петербург по срочной связи понеслась депеша: узника Алексеевского равелина предписывалось немедленно доставить к императору.
<...>
Утром следующего дня, часу в шестом по Пулково, Петра Легкоступова
утопили на тюремном дворе в цинковом корыте. Тем же способом, каким однажды
его уже топил кадет Иван Некитаев в целебном озере близ порховской усадьбы.
Сковав ему за спиной руки наручниками, его поставили перед корытом на
колени; какой-то долгоносый рябой поляк из арестантов, согласившийся за
послабление режима на роль палача, ухватил Петрушу за волосы и держал его
голову в корыте до тех пор, пока брыкающийся от неуемной жажды жизни
осужденный корыто не опрокинул. Пришлось снова набирать воду, на что ушло
минут десять, и звать на подмогу конвойных - держать корыто. Потом казнь
повторили, на этот раз успешно - до полного утопления. Что сказать еще? Вот
это: вода была водопроводная - тепловатая и с хлоркой."
И всё. Как говорится, общий привет.
И несколько слов от себя. Серьёзно обсуждать письмо человека, сидящего в тюрьме невозможно. Он писал или не он - получив свободу, всем покажет кукиш и скажет, что (под)писал ради освобождения. И никто его не осудит. В тексте письма ничего сенсационного нет, кроме того же самого "выпустите меня, меня заперли". Ни "системной оценки", ни раскаяния. Единственное, для чего письмо могло быть нужно, - ведь никто же не думает, что его писали для либерально-патриотических журналистов, которым нечего обсуждать - так вот, единственное, для чего могло бы быть нужно это письмо - для стравливания Ходорковского со своими.
Когда закрывают владельца крупного дела, всегда появляется очень много сложностей в отношениях не только с внешними силами, но и с внутренними - перераспределение властных полномочий внутри корпорации и всё-такое. Понятно, опять же, что на таком уровне власти никто уже никому до конца не верит. И, хотя формально Ходорковский отдал всё, какие-то лазейки и закрома у него наверняка остались, какие-то пути вернуть своё обратно. Естественно, что у человека душа не спокойна. Он, хочет не хочет, всех подозревает. И тут такая подстава.
Все разговоры о том, что адвокаты все знали, все всё знали, "месяц готовили" - даже и не смешно. Конечно-конечно. Ещё более забавно слышать, что Путин так готовит повод выпустить Ходорковского. Таких поводов для выпуска не нужно.
Это уж совсем "конспирология" получается.